пятница, 20 июля 2018 г.

Проклятые москвичи

Вика Мирошкина

ПРОКЛЯТЫЕ МОСКВИЧИ

НОВЕЛЛА


Анечка Железнова заставила себя не интересоваться политикой, боясь своего перфекционизма. Она убедила себя в том, что ей хватает и собственных забот. Но, несмотря на это, и до неё всё же донеслось то, что где-то на Украине началась непонятная война. Это происходило где-то близко, совсем рядом. Оттого ей уже несколько дней было не по себе, потому что она боялась даже самого слова «война». Рассеянная, в ожидании чего-то ужасного, она не прислушивалась к новостям политики, боясь услышать что-то непоправимое, старалась занять себя любыми делами, даже самыми пустяшными.

В бестолковой суете Анечка неожиданно обнаружила, что дома закончились продукты и, не обращая внимания на свою усталость, недолго думая, рванула в магазин, хотя уже был вечер - самое неблагоприятное время для покупок.

За стеклянными дверями аквариума супермаркета бурлил особый мир. Он встретил её корзинками, тележками, толкотнёй в узких проходах, гулом озабоченных покупателей. «Цены, наверное, никого не радуют», - подумала Аня и решительно окунулась в процесс охоты за жёлтыми ценниками со словом «акция».

Она быстро собрала всё необходимое в корзинку, но при этом окончательно растеряла бодрость.

Тепло, даже жарко. Анечка терпеливо ждёт своей очереди к кассе, зажатая шоколадками, жвачкой, принадлежностями для бритья и прочей мелкой чепухой.

- Я Вам грибочки по одной цене перевесила, - донеслось до Ани. - Вы в сумочку спрячьте, а то нас с Вами, как говорится, заругают.

Аня вышла из оцепенения, заинтересовалась происходящим перед ней. Выглянув из-за плеча старичка, присмотрелась.

Стильная покупательница послушно спрятала пакет с грибами в сумку.

«Представляю, как я выгляжу по сравнению с этой богатенькой. Хорошо, что я не стою с ней рядом», - подумала Аня и огляделась, стесняясь своего бесформенного затёртого пуховика, портившего фигуру, который хотелось снять и спрятать. Заболел живот. Она сдёрнула с себя вязаную шапку, нервно пригладила свои красивые растрепавшиеся волосы. Густой магазинный гул сильнее полез в уши.

Аня торопливо выложила продукты на ленту и умоляюще посмотрела на кассиршу, словно взглядом можно было ускорить процесс. Она опасалась, что живот разболится ещё сильнее.

Немолодая кассирша действовала не особенно ловко, но уверенно. Впередистоящий старичок отошёл без проблем, и наконец-то Анины продукты подъехали к кассе. Началось медленное сканирование.

- Я взвешивала на тех же весах, что и девушка грибы, - скороговоркой выпалила Аня.

- Что? – кассирша замерла.

- Ну, у меня, наверное, тоже вес неправильный. Проверьте на Ваших, если в зале весы сломаны, - подсказала Железнова.

Образовалась какая-то непонятная пауза. Аня начала повторять ещё раз то же самое, и ей показалось, что в механизме кассирши лопнула какая-то потайная пружинка, потому что рука кассирши неуверенно уложила апельсины на весы, словно опасный предмет, и зависла.

Если бы Аня знала, что творится в голове кассирши, она бы услышала следующее:

«Вот стерва, раскомандовалась! Пришла за апельсинками сама невинность, глазками хлопает! Ведь наверняка проверка, а может и нет, - быстро проносилось в голове кассирши. – Замаскировалась-то как! Великая мученица, не меньше! Или правда такая дура?.. Как знала, как знала, что не надо было соглашаться выходить в такой светлый в праздник, сплошные нервы, чёртов начальник! Его б самого за эти весы посадить обвешивать! Прийти не успел, всех на уши поставил – регалии в носы перетыкал, пыли в глаза напустил своими связями - гроза времён, держи шапки, весовой шулер и кассовый злодей! Грандиозные планы!.. Фашист недобитый… Хорошо ему тут в России-то…»

Просто удивительно, как за пару секунд в калькуляторном мозгу кассирши могло проскочить так много разнокалиберной информации.

Аня Железнова ждала с нервной улыбкой.

«…Гузаль, где Гузаль? – подумала кассирша и посмотрела куда-то в сторону. - Надо переходить к плану «Б»… Где же шляется эта инфантильная?»

- И что там? – Аня заинтересовалась, куда смотрела работница торговли.

- Да-а, - в задумчивости проговорила кассирша, - меньше на 300-400 грамм, - и по-прежнему не обращая внимания на Аню, крикнула куда-то в зал. - Гузаль! Подойди, перевесь пожалуйста…

- У меня ещё морковка и редька, - уточняет Аня.

Кассирша молча перепроверяет вес и этих овощей.

- Это с тех же весов, - добавляет Аня. - Ой, а может у Вас весы врут?

Работница зыркнула на неё так, словно маленькая девочка вмешивается в работу взрослой тётеньки.

Ане ничего не оставалось делать, как дожидаться приговора, разглядывая кассиршу:

«Ободок детский, хвостик мышиный на затылке, короткий, цыплячьего цвета… За собой что ли перестала следить? Лет десять назад… Сколько ей, лет пятьдесят?.. Шестьдесят?.. – Аня снова поправила свои струящиеся волосы. - А что, если…»

- Проверь их на весах в зале, - скомандовала кассирша подошедшей улыбчивой сортировщице и нервно поёрзала массивным задом на своём крохотном стульчике. - Здесь, кажется, неправильно взвешено.

Работницы магазина как-то странно, как показалось Ане, переглянулись, и бессловесная Гузаль послушно побежала в зал, затерялась в толпе покупателей.

- А если она не так взвесит? – запаниковала вслух Аня. - Э-э, как Вас, - она вгляделась в бейдж и прочитала на груди кассирши: ФИО - Надежда Эдуардовна Крусс. - Пробивать подождите!

Кассирша всё же пробила чек и, не торопясь, с нарочито холодным выражением назвала сумму.

- Зачем Вы пробили?! - вскрикнула Аня. - Надо было подождать! Что мне ещё раз в очередь становиться?

- Оплатите пока это и пройдите вперёд, - обдала повелительным холодом кассирша Крусс. - Постойте в сторонке.

Аня хотела возразить, но внезапно сообразила, что надо бы побыстрее бежать в зал и проконтролировать перевзвешивание своих морковки, апельсинов и редьки. Встрепенувшись, она торопливо рассчиталась и, схватив свои кульки, поспешила найти сортировщицу. Издалека обнаружила в отделе овощей, как Гузаль сосредоточенно манипулирует пакетами на весах, а за ней очередь.

Анечка Железнова протиснулась поближе и некоторое время перетаптывалась на месте, не понимая, искренне ли так беспокоятся о ней профессионалы своего дела или же так работают жулики, обманывающие её самым настоящим наглым способом. Недоверие росло с каждой нажатой кнопкой, и она решила вмешаться:

- Эм-м, так Вы цену-то сейчас за более дорогую морковь поставили?

Сортировщица обернулась к Ане и, не узнав её, с улыбкой огрызнулась:

- Это мои продукты. Я их на кассе взяла.

- Нет, это мои продукты, - Аня капризно выставила пальчик в сторону лежащего на весах пакета.

Гузаль попристальнее вгляделась в лицо Ани.

- А-а, - сортировщица расплылась в улыбке. - Я просто вес проверяю. Мне же нужно проверить? - и невинно похлопав ресницами, Гузаль отвернулась. - На кассе оплатите, сейчас всё нормально будет, - она шлепком налепила на пакет с апельсинами новый ценник поверх старого, словно Ане на лоб, очередной раз подумав: «Чёртовы москвичи».

Уверенность сортировщицы поразила девушку – лучезарная работница магазина действовала настолько убеждённо, что Железнова начала сомневаться в своих подозрениях о нечистоплотности работников супермаркета.

- Пройдите на кассу, - пропела Гузаль и, ловко прошмыгнув мимо Ани, понеслась туда же, лавируя между покупателями.

Анечка погналась за ней, натыкаясь на людей, ящики, прилавки, тележки и на всё, что ей попадалось в этой гонке, не обращая внимания на недовольство покупателей.

В конце концов, выбравшись из суетящегося водоворота, Аня остолбенела, застав Гузаль за небрежным броском перевзвешенных пакетов с её едой, которые плюхнулись прямо на пол, под стол кассирше Крусс.

- Вес правильный, можно пробивать? – уточнила кассирша.

Сортировщица закивала головой.

- Вообще-то цены неправильные! - прокричала Аня и подскочила поближе. - Вы там указали дорогие сорта, а у меня – по акции!..

Взглянув на возмущённое лицо покупательницы, Гузаль невозмутимо отвернулась и, не желая вступать в перепалку, изобразила занятость и деловито пошла в зал.

- Ну что же это такое-то?! – Аня всплёскивает руками. - Мне что, опять в зал перевешивать бежать? Эта ушла… Вы-то что молчите? Вы же девушке с грибами всё сразу сделали! А мне теперь уже даже взвесить не можете?!

Хмурая кассирша Крусс смолчала и продолжила заниматься с текущим покупателем. «Чёртовы москвичи», - думала она.

Анечка огляделась по сторонам, ища поддержку, но очередь полностью игнорировала происходящее.

- Ну хорошо-хорошо… – Аня капризно сжала губы и с тюком уже оплаченных покупок в руках обошла прилавок кассира и юркнула под стол.

- Куда Вы? – возмутилась Крусс.

- Я столько платить не собираюсь! – ругнулась Железнова из-под стола и, обнимая свои пакеты, вылезла оттуда.

- У Вас был неправильный вес! - настаивает Крусс.

Аня, пренебрегая её возмущением, попёрлась к другой кассе, несмотря на длинную очередь к ней. Но подумав, что ещё раз отстаивать очередь глупо, полезла вперёд прямо к миловидной кассирше:

- Вы мне можете перевесить без очереди? На другой кассе весы сломаны.

Сотрудница магазина с непониманием взглянула на неё.

- Товар можете перевесить или нет? У вас вообще на кассе этим занимаются? Или нет? – напирала Железнова.

- Сходите на ту кассу, где Вы пробивали первый товар. Вас там без очереди пропустят, - невозмутимо и профессионально отозвалась на давление приятная во всех отношениях девушка.

- Вы что, сговорились все меня не слушать?! Перевесить Вы можете или нет на кассе?! – Анечка Железнова перестала быть похожей сама на себя, на тихую скромную девушку.

- Вернитесь назад, Вам там перевесят, где Вы оплачивали первый товар, - голосом профессионального автоответчика проворковала кассирша.

- Да-блин! – не выдерживает Аня и, дёрнувшись прочь, чуть не роняет свои пакеты. От обиды в висках у неё застучало почти в ритме навязчивой музычки, которая постоянно лилась откуда-то сверху.

«Чёртовы москвичи», - подумала Аня и, глубоко вздохнув, внимательно посмотрела наверх, затем по сторонам, покрутилась вокруг себя, но динамиков не обнаружила и внезапно поняла, что супермаркет живёт какой-то своей собственной жизнью, не обращая на неё никакого внимания, и люди двигаются не сами по себе, а словно под гипнозом мелодии.

Теперь уже уверенная в том, что в магазине точно что-то не так, она натянула шапку на голову по самые глаза и нехотя поплелась к Крусс. Протискиваясь через очередь, уткнулась в спину оплачивающего покупки высокого полноватого мужчины в красном комбинезоне, как у Карлсона. У него на груди что-то жужжало и невнятно разговаривало. Аня догадалась, что это был шум из рации.

Раздосадованная очередной задержкой, Аня начала нервничать ещё больше. Неожиданно в животе у неё начинает урчать и побулькивать. Ужаснувшись, что это слышат все, она тут же успокаивается, заметив, что рация Карлсона удачно заглушает внутренние напевы её организма…

Стоять неудобно, и руки быстро начинают уставать, а от боли в животе уже хочется согнуться и лечь прямо на пол.

- Можно побыстрее?! -  умоляет Анечка Железнова.

Карлсон с любопытством обернулся и, осмотрев её сверху вниз, обворожительно заулыбался, а затем, словно испугавшись, отскочил в сторонку, стал суетливо укладывать свои многочисленные покупки в тележку. Дёрганые движения толстяка выглядели смешно.

Ане стало неудобно перед этим добродушным мужчиной за то, что она его поторопила. Отвернувшись, она быстро вывалила свои продукты на ленту перед кассиршей, затараторила:

- Вы можете, как там Вас, перевесить мне, наконец, мои товары?!

- Девушка, мы Вам всё уже перевесили. Можете оплатить сразу или, если Вы не доверяете моим весам, идите перевесьте в зале сами.

Разъярённая Аня хватает свои товары и, решив сократить путь до весов, идет не назад, а пытается прорваться вперёд мимо Карлсона с его тележкой и застревает. Неожиданно для самой себя снова начинает спорить с кассиршей:

- Зачем десять раз взвешивать? Вы же всё равно будете потом перепроверять! Не можете пробить!? - Аня аж побелела от возмущения.

Но Крусс уже отвернулась к следующему покупателю и начала его обслуживать.

- Игнорируете?! – прорычала Железнова.

Крусс медленно перевела на Аню тяжёлый взгляд:

- Не нужно придумывать, девушка, что кто-то Вас игнорирует. Я Вам другой товар пробила? Пробила. У остального был неправильный вес. Такой товар я Вам пробивать не имею права! А с правильными ценами Вы покупать не хотите.

Испуганный Карлсон замер и уставился на них, пытаясь вникнуть в суть спора, забыв про свою тележку.

- А обманывать Вы право имеете?! Мало того, что Вы с Вашей напарницей нагло пытались меня обвесить сначала, потом хотели надуть с ценой! Что, не стыдно?!

- Что?! Это Вы, девушка, постыдились бы!  – профессиональным визгом взорвалась кассирша. - С виду такая скромная, а наглость так и прёт! Аферистка!

В зале резко стих гул. Сквозь мелодию стало отчётливо слышно пиканье кассовых сканеров. Ане показалось, что сейчас все с осуждением смотрят только на неё, и Железнову окутал непонятный стыд. Однако очередь, достаточно долго наблюдавшая за ситуацией, смотрела с осуждением не на неё, а на кассира. И тут, словно зараженный атмосферой раздора, издалека раздался голос пожилого человека:

- Щас как двину, будешь меня обманывать!

Стало ещё тише, и со стороны того места послышались какие-то невнятные звуки возни.

В очереди сначала захихикали, а потом громко заржали - компания молодых людей явно наслаждалась происходящим.

- Пожал-ста, не нужно шум на весь магазин поднимать! – процедила сквозь зубы Крусс и, не открывая рта, растянула губы в дежурной улыбке, но на этом не удержалась и добавила. - Ни стыда, ни совести!

- Это у меня нет совести?! – с новой волной праведного гнева обрушилась Железнова. - Это Вы мошенница с большой буквы! Точнее, вас таких, как минимум, две!

- Всё! Мне некогда с Вами препираться! – психанула Крусс. - Я из-за Вас задерживаю людей! – она отвернулась.

И тут до сих пор неушедший Карлсон тихо проговорил, нагнувшись к Ане и загородив её от кассирши:

- Зачем Вы боретесь с роботом? Берите свои пакетики и идите домой!

Аня оглядела его нелепый красный комбинезон Карлсона-переростка и с недоверием заглянула в шаловливые глаза.

- А что? – по-детски продолжал он. - Не хочет деньги брать - ну и не надо!! Её проблемы не наши, - и мужчина подтолкнул Аню своей тележкой к выходу.

Железнова глянула на Крусс, но та без всякого интереса к скандальной покупательнице молча сканировала товары.

Кипящая в Ане злость не давала ей уйти из супермаркета побеждённой, и она упёрлась в тележку, затормозив и Карлсона. Мстительно задумалась:

«Гадство. Кому из нас нужны деньги? Ей всё равно! Она даже не смотрит! И мне всё равно! Чтоб ей…» - Аня перевела взгляд на добродушное лицо гигантского Карлсона, который взглядом умолял её не сердиться и рукой заговорщицки показывал на выход.

- Ну всё, – тихо выдохнула Анечка Железнова, развернулась и, уставившись в пол из-под надвинутой на глаза шапки, решительно направилась к выходу из злосчастного супермаркета в обнимку со своими пакетами, нелепо широко ставя ноги, чтобы видеть путь перед собой, опасаясь, что в любой момент её остановят охранники.

Карлсон проводил её взглядом до самого выхода и, хитро улыбаясь, покатил свою тележку…

Анечка шла домой с чувством блистательного собственного достоинства, так и продолжая торжественно нести перед собой справедливо добытые продукты.

Вернувшись в свою небольшую съёмную квартирку, Аня принялась злорадно подсчитывать прибыль, углубившись в чтение чека. Лицо её приняло выражение делового крота. Даже живот затих и прошёл. Потом прямо на полу в коридоре стала копаться в пакетах, перебирая тонкими пальчиками этикетки, сравнивая цены. Наконец, усталая и довольная, Аня идёт на кухню, падает на стул, вытягивает ноги, закидывает руки за голову, сцепив пальцы на затылке, и некоторое время смотрит в потолок… Вскоре веки начинают тяжелеть, и глаза смыкаются в полудрёме:

«Дурацкий магазин, - констатирует Анечка. - Ворище на ворище. Дай волю, так они тебя всю разденут и ещё поблагодарить заставят за оказанные услуги… Одна прекраснее другой - только и ждут момента, как бы что-нибудь утащить… как и все…» - неожиданно Железнова поняла, что она тоже «все», и сравнение себя с работницами супермаркета произошло автоматически. Вслед за этим навалилось осознание собственной вороватости, ударившее горечью обиды.

Снова открыв глаза, она уставилась в потолок, зависнув на некоторое время - соглашаться с очевидным не хотелось. Она почесала затылок.

- Эх, бросить надо было апельсинами в этих чванливых сотрудниц. Сами виноваты! Кричишь-кричишь, хочешь оплатить – всем всё равно! Легко выносишь продукты из магазина - опять никто и слова не скажет…

Она снова и снова отбивалась от въедливых уколов совести, пока не почувствовала неприятные ощущения в животе.

- Что ещё? Я о них заботиться должна?! – Железнова фыркнула. - Заботься не заботься, а они так к тебе в карман и смотрят, словно… в небо голубое! С наслаждением, будто ничего приятнее в жизни и нет совсем! Небо, небо голубое, мы не сторонники разбоя… – она снова фыркнула, посчитав, что слишком поэтизирует примитивное желание поживиться, и исправилась, пробубнив себе под нос самое неприятное, что пришло в голову. - Мокрицы противные…

Анечка болезненно скрючилась на стуле, но через несколько секунд вскочила и быстро, скользя ногами по ламинату, прошелестела в коридор. Стоя над пакетами, задумалась:

- Вообще надо было оставить всё там и пойти в другой, нормальный магазин. Нафига я всё это домой притащила? Чтобы мучиться? – перед глазами пронеслась сцена препирательств с кассиршей, и Аня от недовольства собой аж топнула ножкой. - Стыдоба… А я-то, ну, прямо сама честность во плоти! Героиня добра и справедливости! И с такой легкостью поддалась на воровство…

Она вздохнула и с тяжёлым сердцем подняла пакеты с пола, продолжая защищаться:

- Ещё неизвестно, кто из нас прав! Мужчина в красных штанах тоже на моей стороне был. Вроде не глупый. Ему виднее. И, если по-хорошему рассуждать, стал бы он вмешиваться, если бы я не права была?.. А может ему скандал надоел, вот он и высказался…

Анечка никак не могла понять, кто прав в этой ситуации и правильно ли она поступила. С задумчивым лицом потащила продукты к холодильнику:

- Но я бы сама воровать не стала. Зачем оно мне? Уж лучше как-то по-другому решить вопрос, чем потом переживать и трястись. Мне же ещё в этот магазин возвращаться. Другого-то дешевого рядом нет.

Открыв холодильник, она начинает раскладывать продукты по полкам, продолжая размышлять:

- Может меня вообще никто не обманывал. Может мне вообще всё это показалось… И кассирша эта, как её… Крусс что ли… она может вообще тоже не виновата… Женщина-жёлтый хвост, Мужчина-красные штаны... Получается, что я сыграла по их дурацким правилам!

Аня громко захлопывает дверцу холодильника, со словами:

- Всё плохо! Не хочу я нести эти проклятые покупки обратно! Достали эти ловкачи…

Железнова поплелась в туалет…



Через несколько часов кассирша Крусс тоже вернулась домой в свою крохотную однокомнатную квартиру в ближайшем Подмосковье, помучавшись в электричке. И хотя было уже довольно поздно, муж ещё не вернулся с работы. Только двое одиннадцатилетних мальчиков близняшек радостно встречали маму в коридоре. Несмотря на то, что они были удивительно похожи, разница у них всё же была.

- Уроки сделали? – сходу спросила Надежда Эдуардовна и нахмурила брови.

- А как же! – ответил один из близняшек, что был пошустрее, и сразу полез рыться в принесённых мамой пакетах.

Второй молча улыбался, заглядывая в сумки из-за спины брата.

- Чур это мне! – воскликнул тот, что пошустрее, доставая одну из вкусняшек в яркой упаковке.

- Да тебе-тебе, - снисходительно подтвердила Крусс, снимая шубу, и предупредила. - Только всё разом не ешьте на ночь. А то я вас знаю.

Оба мальчика, не особо обращая внимания на строгий тон матери, выбрали по понравившемуся пакетику сладостей и рванули обратно в комнату, досматривать вечерние мультики.

Крусс проводила их усталым взглядом и некоторое время понаблюдала, как они шумно пихаются на ковре перед телевизором. Глубоко вздохнув, она отправляется в ванную переодеваться.

Вышла в комнату с растрёпанными волосами и закутанная в затёртый турецкий халат, ворча разложила недавно купленный в кредит диван позади детей и без сил завалилась на него отдохнуть, прикрыла глаза.

Лёжа на спине расслабила усталое тело и, не обращая внимания на грохот из телевизора, задумалась. Вспоминалась почему-то только одна ситуация из множества произошедших сегодня в магазине за длинный рабочий день.

- Нет, ну что за дуры в магазин приходят… Придралась же девка из-за своих пяти копеек. Халявщица. Наверняка ведь у родителей на шее сидит, взрослая корова… - Надежда Эдуардовна перевернулась на бок. - Слава богу, не хватило мозгов начальнику нажаловаться… а то бы этот козёл всех собак на меня повесил… И благополучно выкинули бы меня с этого места к чертям собачьим… - она тяжело вздохнула. - Ну ладно, сегодня пронесло, - Крусс зевнула и, сладко потянувшись, плавно погрузилась в полудрёму…

Её разбудил резкий вскрик из телевизора. Открыв сонные глаза, она пригляделась к тому, что там показывают.

По экрану бешено прыгали какие-то уродливые мультяшки. А на ковре перед телевизором повсюду валялись фантики от сладостей, среди которых растянулись притихшие близнецы.

- Так! Я что вам сказала?! – хриплым ото сна голосом разразилась Надежда Эдуардовна.

- А что? – не оборачиваясь к матери, произнёс шустрый сынишка.

- Что значит «что»? Вы умудрились съесть всё, что я принесла?!

- Да там было то ну о-о-чень ма-а-ало, ма-а, – проскулил мальчик и повернувшись к маме мило улыбнулся. - Я бы вот ещё съел. Вчера же не приносила.

- И я, и я, - подтвердил его более скромный братишка и с точно такой же улыбкой тоже обернулся к матери.

Глядя на их милые детские рожицы, Крусс мгновенно смягчилась:

- Ладно, попрошайки, потише телевизор сделайте, - дружелюбно сказала она и отвернулась к стене, тихо буркнув. - Я и не сомневалась.

Надежда Эдуардовна стала разглядывать рисунок Нью-Йорка на фотообоях. Звук телевизора стал заметно тише, и она невольно снова закрыла глаза и погрузилась в текущие проблемы:

 - Украинец-то мой все эти кредиты в одиночку не потянет… - она вздохнула. - А наших двух прожорливых крокодильчиков ещё растить и растить… Эх, вот хорошо-то раньше жили, по-человечески. Родители тянули детей без всяких кредитов… А сейчас? Выживание, - Крусс стало как-то не очень хорошо, и она сменила позу. - Жрать-то как хочется… Когда же он наконец придёт? – Надежда Эдуардовна посмотрела на часы и ужаснулась –было больше десяти вечера. Несмотря на беспокойство, решила не звонить мужу до одиннадцати, и снова задумалась:

- Большинство выживает так же, - констатировала она. - Пытаясь при этом не озвереть. Да уж… Да-а… Кому теперь человеческие качества нужны? Их чем меньше, тем слаще живёшь. Все как волки и лисицы… Страшная сказка, - Крусс зевнула, прикрывая рот ладонью, привычно пряча недолеченные зубы. - Получается вот так учишь-учишь детей честности, а сама-то эта честность им в жизни нафиг не нужна. То ли дело раньше… - она мечтательно закрыла глаза, вспоминая советский гастроном, где начинала свою трудовую деятельность, и где работала её мать. - Красота! Жили, работали и радовались. И прекрасно жили, на всё хватало и даже больше! А сейчас так не проживёшь… - она, кряхтя, снова сменила позу на диване. - Всё продали. И магазин этот тоже иностранный, не государственный... Ё-моё, можно подумать, будто я сама хочу обвешивать людей. Чёртово начальство прикажет и не так запрыгаешь, коли работа дорога… - внезапно заболела голова, и она снова подумала о еде, но по заведённому обычаю продолжила стойко ждать мужа.

Наконец послышалось клацанье ключа в замке входной двери, и мальчики, словно по команде, синхронно подскочили и побежали в коридор встречать папу.

Надежда Эдуардовна Крусс поднялась и пошла разогревать быстрый ужин из полуфабрикатов…



Анечка Железнова в это время уже лежала в кровати. За вечер многое пережив и передумав, она окончательно устала и решила подвести итоги дня:

- Никакого воровства! – приказала себе Железнова. – Даже если ну о-о-очень хочется, воровать нельзя… Обратно я их, конечно, не понесу... Чёрт, после таких дурацких действий приходится сутками переживать, - Анечка поёжилась и свернулась калачиком. - Прямо хоть беги и сдавай обратно, - захотелось плакать, и она даже хлюпнула носом, так стало жалко себя. - За хорошие, честные, правильные поступки так совесть не мучает… От правильных поступков душа радуется и жить хочется… А я?.. – Анечка потёрла глаза. - Нет, я права-права-права! Правильно я их наказала. Вредительства всякие спускать с рук нельзя – это тогда хаос какой-то наступит, - ей казалось, что она соображает стройно и логично, но всё больше и больше путала реальность со сном. - А кто хаос любит, пусть отдельно живёт от добрых людей. Развитый человек помогает жить лучше себе и другим, на то он и развитый… - она зевнула и наконец уснула беспокойным сном, продолжая борьбу с несправедливостью уже в астрале…



Когда наступило утро, Надежда Эдуардовна Крусс уже не вспомнила о том, что случилось прошлым днём, зазомбированная чужими проблемами, лившимися густым потоком из телевизора. Особенно беспокоила Украина и муж, который ругался по этому поводу.

И Анечка Железнова с утра в хорошем настроении тоже ничего плохого не помнила из вчерашнего дня, пока не наткнулась в холодильнике на апельсины. Настроение моментально испортилось. Психанув, она быстро собрала в пакет сворованные вчера морковь, редьку и апельсины, и, стараясь не думать, полная праведной решимости, понесла чужое обратно в магазин, совершенно не представляя, как она будет сдаваться...
***

среда, 11 июля 2018 г.

Рассказ - Открытое окно

Вика Мирошкина

ОТКРЫТОЕ ОКНО

рассказ

Посвящается Александру и Владимиру Коттам, благодаря общению с которыми родилось название "Открытое окно".

***

Девичье утро в обрамлении птичьих трелей. Смотрю сонными глазами на стакан с недопитым кефиром, ищу гармонию между белой кефирной пустыней, растрескавшейся на боку стакана, и моей милой светлой детской комнатой. Хочется пить. Спускаю худые ноги с кровати, дотягиваюсь до стакана, выбираю чистый край, проглатываю залпом кислые остатки, морщусь. В смартфоне запел Энди Уильямс. Ставлю стакан на подоконник, смотрю на экран – звонок с неизвестного номера.

- Слушаю Вас, - в моих интонациях сама любезность.

- Привет, это Маша Ангел, мы на той неделе познакомились на дне рождения. Пошли на речку.

- М-м, - чешу большой волдырь на руке от слепня. Разглядываю купальник на спинке стула - самое нужное из необходимого для лета. Взгляд притягивает учебник сольфеджио на столе.

- Ты где живёшь? Давай зайду, - поддавливает Маша. - Погода классная.

- Не-а, давай через часок у магазина, - зеваю. Сопротивляться летнему соблазну лень. «Прости, сольфеджио, сегодня опять не получится»…

Иду на встречу не торопясь, ведь Маша может и не прийти - в деревне такое бывает. Но она уже на месте - повыше меня ростом, покрупнее, вся в чёрном, в футболке не по размеру, навыпуск, с вызывающими фразами и чёрной кожаной юбке. Как и я налегке, с поясной барсеткой на плече, по-модному облепленной значками. Заходим в магазин. Краем глаза разглядываю, что она нацепила – анархия, черепа, козы... некоторые значки оригинальные... Замечаю, что она тоже косится на мои сердечки, веган, ЗОЖ, Ом, инь-янь…

В магазине ищу что-то непривычное вроде белого сникерса с семечками ограниченной серии. Маша в это время умудряется поругаться со знакомыми мой мамы. Делаю вид, что сама по себе, и тихонько выхожу без покупок, прячусь за магазином.

Маша сама купила всё необходимое - чипсы, жвачка, сухарики, сигареты, семечки, газировка… Денег не попросила, и я не предложила - халява пришла неожиданно.

Дорога к озеру через деревню. Жарко. Снимаем футболки. Маша закуривает. Хвастаюсь перед новой знакомой, что не курю. Болтаем ни о чём, но я ей откровенно не доверяю, так же как и её фамилии «Ангел». От скуки слегка копирую её поведение, незаметно, чтобы не обидеть... Вообще веду себя несколько заносчиво и бравирую, щекоча нервы чувством превосходства.

Пришли, оцениваем пляж - трава с песчаными залысинами, кое-где мусор. Пока никого, кроме толстенькой дачницы в шляпке с двумя детьми из моей деревни. Здороваюсь. На другом берегу под музыку 90-х большая компания только расчехляется.

Требую от коренастой Маши выбрать место почище, но Ангел, скинув барсетку и юбку, кидается в воду. Мне ничего не остаётся, как располагаться самостоятельно. Прикидываю, как смешно выглядит мой модельный образ среди этого… «Даже селфи не сделаешь», - со злостью пинаю ногой пустую жестяную банку из-под газировки, и она улетает в воду. Сажусь на травку.

Вскоре играем в её ветхие засаленные карты, хрустим её чипсами, запиваем её квасом. Сонно слушаю историю про её бывшего… и вдруг всплывает слово «изнасиловали». Я только сейчас окончательно просыпаюсь, оцениваю её - не толстая и не худая, подтянутый подросток, боевито-драчливое лицо, как у многих деревенских, но совсем без косметики. В некоторой растерянности подозреваю, что она пьяна, но молча слушаю дальше, хотя и с большим сомнением… Моё лицо, наверное, выражало приглашение к продолжению рассказа лучше, чем слова, и она стала добавлять подробности… «Изнасиловали группой, рокеры»… А с другого берега доносится: «Бухгалтер, милый мой бухгалтер…»

Вдруг сквозь попсу прорывается пронзительный мужской рык, и жуткие Машины подробности обрываются. Смотрим, как метрах в ста пятидесяти от нас, покрякивая от удовольствия, одиноко барахтается в воде мужчина неопределённого возраста, периодически погружаясь под воду.

Компания на той стороне, не обращая ни на кого внимания, развлекается под музыку в своём кругу.

Мысль о том, что он тонет, первой уверенно высказывает Маша. Оглядываемся - получается так, что кроме нас ему некому помочь. Она вскакивает, прикидывает путь вокруг, через дамбу, но это в три раза дольше… Не вариант, надо плыть.

«Только этого не хватало», - думаю я и рассказываю ей, что в середине есть водовороты, которые втягивают на дно и выплёвывают мёртвого.

Машу это никак не смутило.

Смотрю, как она сливает квас, чтобы использовать двухлитровую бутылку вместо спасательного круга - ароматный напиток пенится и шипит на песке. Вручает мне пустую бутылку со словами:

- Попроси свою знакомую присмотреть за вещами. Чего сидишь? Боишься на тот берег сплавать? На тебе бутылку.

Ангел уверенно бросается вводу и большой лягушкой плывёт вперёд.

Похолодев от перспективы утонуть в непонятном водоёме, нехотя сгребаю вещи в кучу, в том числе телефоны, и оставляю недовольно заохавшей женщине с детьми присмотреть.

Брезгливо захожу в холодную мутную воду, побрызгивая на себя для адаптации. Плыву коряво, гребу полубоком, пробую разные стили, отгоняя от себя плавающие веточки, листочки и прочий мусор.

Ангел уплывает вперёд пугающе быстро. А я словно на руках повисла над пропастью, трепыхая хилыми ногами. Оглядываюсь назад на женщину с детьми… Появилось чувство обречённости. Осознаю, что вообще-то не знаю эту Машу: «Может она ненормальная? Может она смерти ищет?» - от этого на меня нашла какая-то внутренняя трясучка.

- Ты как там? - Маша притормозила, - Скоро середина. Чего застряла-то?

- Нормально! - максимально радостно откликаюсь, не желая показывать свою слабину девушке, которая мне уже не нравится своей ловкостью. На самом деле я устала, близка к панике от мысли, что плыть ещё столько же или больше. Где-то здесь чудятся омуты и водовороты. На поверхности появляются маленькие завихрения. Со страхом смотрю на воду вокруг себя и на спасительную бутылку, хватаю её второй рукой, цепляюсь за жизнь изо всех сил, начинаю быстро шевелить ногами, плыву вперёд, изображая торпеду. Успокаиваю себя тем, что с бутылкой я в безопасности, думаю: «А если Машу затянет? Кто меня будет спасать? Что тогда буду делать? Придётся же бросить бутылку и нырять за ней…» Кашляю сильнее. Дыхание сбивается. Стараюсь не барахтаться, как тонущая, надеюсь на чудо, что всё как-то обойдётся. В голове пульсирует. Обречённо плыву дальше.

На середине водоёма, подгоняемая страхом, нахожу правильные движения. Пытаюсь выровнять частое дыхание, ощущаю прилив сил. Мысли о том, что воронки могут быть где угодно не покидают меня, и поэтому стараюсь плыть побыстрее.

Раздаётся странный звук «оуй-ой!» со стороны утопающего, заставив вздрогнуть. Сердце ушло в пятки. Вдогонку прозвучало ещё и грубое выражение – это он увидел нас, его рот искривляется словно после анестезии. Руки утопающего взлетают над водой ещё призывнее. Фонтан брызг.

- Не ори! - сходу командует Маша, не подплывая близко.

Мужчина охнул и замолк, продолжая нелепо шлёпать по воде руками перед собой.

- Ну-ну, давай помогу, давай-давай, это не трудно, - уговаривает Ангел и кое-как подталкивает его к берегу, успевая поправлять свою причёску.

Спасаемый молча и как-то неловко поплыл, держась в воде вертикально.

Догоняю их. Ему около тридцати, лицо измождённое. Глянул на меня какими-то ошалелыми глазами, даже не пытаясь улыбнуться. «Кажется, пьян». Мерзко. Неприятно. Непроизвольно захотелось швырнуть в него бутылкой и проплыть мимо, но я протягиваю ему спасательный пузырь:

- Возьмите, - держу над водой за горлышко, чтобы удобнее взять.

Мужчина выхватывает бутылку своей лапищей и топит в воде целиком. Пугаюсь, что он так же уверенно притопит и меня, если обопрётся, а до берега ещё далековато, глубина приличная, без поплавка мне стало совсем неуютно. Свело судорогой пальцы на ноге. От боли перекосило лицо.

Но мужчина уже смиренно грёб к берегу, тяжело и шумно дыша, фыркая и отплёвываясь, а Ангел ласково его воспитывала:

- Купаться одному… Заплыли далеко… Надо было взять кого-то с собой… Выпили бы в парке… Ну что ж Вы так?.. В одиночку опасно…

Спасаемый периодически реагирует на её фразы только гримасами.

А на берегу перед нами всё та же компания из нескольких мужчин и женщин лет от тридцати до сорока беззаботно играет с детьми и выпивает. Витает сизый дымок с запахом шашлыка. Попса из невидимого автомобиля продолжает глушить округу: «Рыбка моя, я твой глазик, банька моя, я твой тазик…»

Маша пружинисто выходит на берег, а спасённый, не вставая на ноги, перебирает руками по дну до самого берега, неловко переворачивается на спину и остаётся лежать в воде, головой на песке среди битого стекла. Я плюхаюсь без сил рядом с ним и растираю свою сведённую ногу. Знобит. «У меня наверняка синие губы».

Удивляемся, что он в байкерской экипировке – чёрные кожаные штаны, чёрная майка, жилет с нашивками и в казаках. В руке нелепо смотрится пустая пластиковая бутылка с надписью «Квас», которую он держит как гранату за горлышко.

- Давай, выходи из воды, - не выдерживает Маша, у неё обозначились синяки под глазами. - Или тебе помочь? – неожиданно жёстко добавляет она, и я готова поддержать её гнев, продолжая страдать от сведённых пальцев на ноге.

Мужчина лежит бледный, как смерть, молча таращится на Машу, но вставать из воды как будто не собирается и протягивает к нам руки, как придурок. Не верится, что он настолько пьян. Маша резко подходит и хватает его за одну руку, согнувшись, смотрит на меня вызывающе и раздражённо:

- Ну?!

Поднимаюсь, ещё слегка прихрамывая, и, чуть не наступив на стекло, беру мужчину за другую руку. Начинаем ему помогать, тянем из воды - тяжёлый, ноги у него, как ватные. Маша злится, а я вообще не понимаю, что здесь делаю.

В компании по соседству громко смеются и поглядывают на нас, как на прокажённых. Дым от их мангала идёт в нашу сторону. Маша, тихо ругнувшись, оглядывается на них, продолжая тянуть безвольное тело.

- Ты что, парализованный? – не выдерживаю я, запыхавшись.

Мужчина часто кивает и что-то начинает невнятно объяснять, гримасничая и продолжая смотреть только на Машу, как на нечто удивительное. Кое-как усаживаем его спиной к чахлому деревцу. Его трясёт.

- Как ты сюда попал? – Маша уже разговаривает с ним, как с ребёнком, но отрешенно смотрит мимо него, в сторону, пустыми глазами, словно потеряв интерес к происходящему.

Спасённый просто отмахивается, уставившись в песок.

Не могу смотреть на их уныние, сообщаю, что иду за вещами и телефонами, удаляюсь…

Прошла вечность, пока я ходила туда-сюда, пока мы выясняли его имя, пока уговаривали его набрать номер своих знакомых, пока объясняли по телефону, где его можно забрать. Стали дожидаться, когда за ним придут из соседней деревни…

Сидим около деревца, словно только что выбрались на берег после кораблекрушения. Рядом с нами на песке надпись: «Пётр». Кажется, что спасённый сдерживает слёзы, глаза у него красные, его постоянно передёргивает. Компания по соседству продолжает шуметь и веселиться под шашлыки и выпивку.

Прибежавшие родители в одинаковых строгих серых костюмах, словно «двое из ларца одинаковых с лица», замечают сына не сразу. Обнаружив Петра, первом делом кидаются к нему, будто ребёночек упал с детской горки, оба жалеют его. Опомнившись, почему-то строго спрашивают с меня, куда делась его инвалидная коляска, напирая на то, что она совсем новая. Маша встаёт, начинает ходить туда-сюда. В недоумении смотрю на Петра, который с раздражением машет в сторону мостка.

- Коляска там, в воде? – первой предполагает Маша.

Теперь все смотрят в ту сторону, куда машет Пётр – в сторону ближайшего мостка.

Мать садится на корточки и ласково обращается к сыну:

- Петя, мальчик мой, ты упал в воду с коляской?

Сын безразлично молчит.

- Ты что, не видишь? - мать строго смотрит на мужа. - Он весь дрожит! Дай ему свой пиджак!

Отец без энтузиазма начинает раздеваться, обнажая мятую рубашку, набрасывает пиджак на дрожащего сына. Из кармана выпадает галстук, который он прячет в карман брюк.

- Как мы теперь будем эту коляску доставать? - мать поднимается с корточек.

- Ну пошли достанем, - раздражённо предлагает Маша, продолжая нетерпеливо ходить из стороны в сторону, и, не дождавшись ответа, идёт к мостку. Отец Петра за ней.

- Ты куда? Останься с Петечкой! - командует мать мужу.

Отец, остановившись, разводит руками в недоумении.

- Я сказала – останься! Всё из-за тебя, - мать непреклонна.

Вскоре Ангел слезает с мостка в воду и ныряет. Мать встаёт поближе к краю, нагибается над водой. Маша выныривает:

- Здесь коляска. Давай, помогай, - говорит она мне, фыркая.

Сажусь на край мостка и нехотя сползаю в воду. Глубоко, около двух метров. Ныряем синхронно.

Неожиданно к нам на помощь приходят двое нетрезвых мужчин из компании шашлычников. Парни перекидываются несколькими словами с матерью, затем тоже слезают в воду, ныряют. Мы с Машей выжидающе плаваем на поверхности. Мать командует с мостка. Прибавляются другие зеваки.

Вскоре парни вытаскивают из воды инвалидную коляску и доставляют её к Петру. Он сидит мокрый и жалкий, с пустым взглядом.

Один из парней вместе с отцом усаживает его в коляску. Оба родителя явно стыдятся, смущаются – мать суетливо отряхивает одежду Петра, поправляет ему причёску, а отец, не зная, куда деть руки, то засовывает их в карманы, то хватается за рукоятки коляски.

Наконец, они потихоньку, с трудом, покатили сына в сторону выхода с пляжа. Мать суетилась как курица с цыплятами - продолжала поправлять одежду то сына, то мужа, стряхивая невидимые пылинки, озираясь по сторонам. А Пётр оглядывался только на нас с Машей.

Присутствующие удручённо смотрели им вслед и молчали, даже дети. Так все и стояли под нелепую в этой ситуации весёлую музыку: «Узелок завяжется, узелок развяжется…»

Послышался рёв знакомого мотоцикла - соседские ребята в чёрном лихо повернули на противоположный берег. Вслед за ними внезапно поднялся ветер, задвигались тучи, стемнело - приближалась классическая гроза.

Не обращая внимания на Машу, быстро одеваюсь.

- Пока, я домой, - и спешу на выход с пляжа.

Маша стремительно одевается и догоняет меня.

Убегаю от грозы домой с прилипчивым Ангелом. Стена воды настигает нас почти у самой калитки. Мигает свет молнии, гремит гром. Хлопаем железными воротами. Краем глаза вижу, как крупные капли бьют по красным ягодам смородины. Заскакиваем в дом.

В моей комнате окно нараспашку - сквозняк мотает шторы и тюль. На полу осколки стакана с изображением Винни-Пуха… Хрупкое стеклянное детство, вымазанное кефиром… Оставляю смартфон на столе. Маша поднимает с пола большие куски стакана, пытается сложить изображение медвежонка, бросает обратно, по-хозяйски устраивается за моим столом, оттеснив меня, как большая чёрная ворона в белой комнате, и начинает перебирать мои вещицы своими мокрыми лапками, теребит учебник сольфеджио. Добирается до моего смартфона, включает первый попавшийся трек: «Полёт Валькирий». Опять говорит про изнасилование, на дворовом сленге, без сожаления, даже с бравадой… Без всякого перехода неожиданно произносит:

- Надо бы к утопленнику сходить.

- Зачем? - спрашиваю без интереса и отворачиваюсь к открытому окну - там трепыхаются под тяжёлыми каплями дождя цветочные головки… Зачарованно смотрю.

- Круто. У тебя тут прикольно. Вечером познакомлю с моими музыкантами, - крутит в руке мою причудливую ювелирную куколку, подаренную мамой.

- Хм-м, - мычу я и собираю осколки в руку, неловко дотрагиваюсь до стекла, и кровь капает на пол. Бросаю стёкла, ищу салфетки. - Я… Тогда до вечера?

- Пока, - Маша стремительно хватает мой зонтик-трость, прислонённый к столу, и, взмахивая им, не замечая ничего вокруг, выбегает из комнаты куда-то… - Зонтик вечером верну!

Остаюсь наедине с музыкой Вагнера, оседаю на пол, смотрю на кровь, на осколки стакана с Винни…

Громом слышится звук железных ворот - это выходит Маша, унося, как выяснится позже, не только зонт, но и куколку…

***


Картинка - «Кокон», скульптура Адама Мартинакиса.

***



·      Торт

·      Феёк

·      Хоум видео





***

воскресенье, 1 июля 2018 г.

Новелла - Интеллигент


Вика Мирошкина

ИНТЕЛЛИГЕНТ

НОВЕЛЛА
Посвящаю памяти великого артиста Георгия Михайловича Вицина.

***

Утреннее солнце ласкало своим теплом столичный город. Но Арсений Арсеньевич был совершенно холоден и ничему не радовался - его распорядок дня был снова безжалостно нарушен: мешая спать, в шесть часов утра какая-то газель шумно разгружалась прямо перед его окном. Жизнь на первом этаже из-за этого бедлама казалась ему настоящим ежедневным адом. Не помогала ни замена окон, ни перемещение по квартире вместе с кроватью. И сегодня Арсений Арсеньевич решил окончательно разобраться с этой проблемой...

Окружающий мир, в сущности, он любил, но люди… люди были причинами всех бед. Он жаловался на всех, начиная от навязчивых рекламщиков по телефону и заканчивая президентами стран. Он писал в журналы, газеты, критикуя темы статей и их раскрытие. В интернет-форумах и социальных сетях он мог сидеть часами. Но самым неисправимым местом оказался злосчастный магазин рядом с его окном.

Арсений Арсеньевич считал себя интеллигентом и потому не позволял себе кричать из окна. Но это не означало, что он отказывается от критики. Начало положено: он одевается и выходит из дома.

Грузчики, не подозревая приближения к ним «справедливости», продолжали переносить коробки с товаром из газели в магазин через служебный вход, перекликаясь на ходу, как чайки.

Арсений Арсеньевич приближался быстро, решительно. Намеревался было уже заскочить внутрь, но его остановил грузчик амбалистого вида:

- Чё, мужик, ты куда? – он практически схватил Арсения за шиворот. - Магазин закрыт.

- С Вами у меня нет никакого интереса общаться, - Арсений Арсеньевич смахнул его руку. - Позовите ответственное лицо.

- Жди тут, - амбал указал рукой на ступеньки и скрылся внутри магазина.

Тут же на пороге появляется статная женщина, высокая и властная. Это была уже давно знакомая Арсению директор магазина Элеонора Николаевна. Арсений Арсеньевич почувствовал на себе давление власти, но сдаваться не собирался:

- Попрошу Вас убрать эту машину от магазина, - он благородно повёл рукой в сторону газели. - Я не сдвинусь с этого места до тех пор, пока Вы этого не сделаете, - он говорил без пауз, не давая директору реагировать. - Почему Вы разгружаете машину в шесть часов утра? Здесь вообще-то живут люди! - постепенно начинал распаляться Арсений Арсеньевич. - Почему Вас это совершенно не беспокоит? А? Вы понимаете правила поведения в общественных местах? Почему… почему…

Поток его «почему» лился на невозмутимую Элеонору Николаевну словно волны прибоя на пирс – она привыкла к регулярным визитам этого безвредного субъекта. Казалось, что ничего не могло вывести её из себя.

А Арсений Арсеньевич осатаневал. Распираемый чувством огромной правоты, яростно доказывал этой даме справедливость своих претензий, брызгая слюнями и размахивая руками. От этого он выглядел ещё более незначительным и жалким. Его уже было практически невозможно остановить – на него нашло «вдохновения критика»: он уже говорил о политике стран, об ожирении, о недостатке образования у современной молодежи, о безразличии, о глупости и, совсем забывшись, наконец заговорил о женщинах на руководящих должностях…

На этом месте доклада директор, посмотрев на часы, решила прекратить возмутительные рассуждения оппонента и сделала напористый шаг вперёд.

Вдохновенный критик сделал шаг назад от Элеоноры Николаевны… нога его соскользнула со ступеньки, подвернулась и… Небо, небо, небо - Арсений Арсеньевич летел вниз… Неудачное приземление на край ступеньки, так не к месту подвернувшейся прямо под его голову - щелчок и неожиданная лёгкость…

Смерть наступила так быстро и нелепо, что если бы Арсений Арсеньевич мог раскритиковать её сам, то сделал бы это непременно.

Похороны человека, желающего исправить мир, были самыми обычными. Но несмотря на то, что интеллигент обрел свое последние пристанище, критика его продолжала жить и действовать даже после его смерти: неподдающийся исправлениям злосчастный магазин всё-таки изменил режим своего снабжения, перенеся график с шести на восемь часов утра, полностью открестившись от произошедшего. Уж очень не хотелось успешным предпринимателям заиметь пустые проблемы из-за подобного неуместного эксцесса, так некстати произошедшего на пороге их преуспевающего бизнеса.
---